– Ой, кто это? – Турецкий с деланным испугом посмотрел на мишку. Ему показалось, что в его детстве был такой же мишка, только грязно-белого цвета.
– Такой большой и не знаешь? – удивилась девочка. – Это же Топтыгин, он у нас теперь живет.
– Давно? – поинтересовался Турецкий.
– А как дядя Вася уехал, так и живет. Его не с кем оставить, он нам отдал. А сам в Америку улетел. Знаешь такое слово – Америка? Она большая! – с уважением объяснила девочка.
– А паспорт у него есть? – Турецкий показал пальцем на Топтыгина.
– Нету... – растерялась девочка. – А надо?
– Конечно, надо!
Девочка расстроилась:
– Дядя Вася нам его паспорт не дал. Вы его теперь заберете?
– Нет, конечно, пусть у вас останется.
Девочка обрадовалась и ускакала в комнату. Через мгновение она появилась, волоча за руку малыша, который был немного моложе ее.
– А это мой братик, Арсюша, – представила она его. – У него тоже нет паспорта. Но он с нами всегда живет. Он наш.
Малыш серьезно смотрел на Турецкого и сосал палец.
– Дети, идите поиграйте, – отправил отец детишек и пригласил Турецкого в комнату.
– У вас ко мне какие-то вопросы?
– Всего несколько, я не стану вас долго задерживать. У вас такие забавные ребятишки, – добавил он, прислушиваясь к голосам детей в соседней комнате.
– Да, детишки у меня замечательные, только я их редко вижу. Я ведь спортсмен, баскетболист, постоянно в разъездах, на соревнованиях... А когда в Питере – на тренировках.
– Вчера вы здорово обыграли «Химки», – проявил свою осведомленность Турецкий, – я по телевизору смотрел.
– Да, только в третьей четверти продули, 14:21.
А в общем сыграли неплохо – 83:75.
– Маккарти таким отличным броском счет открыл...
– А пять бросков подряд Букера? Классный игрок.
– Ну, ваши два дальних тоже классные. Я от дальних попаданий всегда балдею. Всегда думаю: это результат специальной подготовки или врожденное мастерство?
– Даже не знаю, что сказать. Когда бросаю, даже не прицеливаюсь. Как-то по наитию, что ли, получается. Но почти всегда чувствую – попадет мяч или нет. Он летит, а я уже чувствую. Иногда глаза закрываю, пока он летит, чтобы себя проверить.
– Но Маккарти вчера у вас что-то расхулиганился... Его чуть ли не половина команды удерживала.
– Горячий американец... Если бы он не травмировал вчера левое запястье, мы бы с бульшим отрывом выиграли.
– Ну, не скромничайте, вы сыграли отлично.
За последние две минуты пять раз поразили кольцо из-за дуги! Фантастика!
– Видно, вы большой любитель баскетбола. Анализируете игру прямо как спец! Сами играете?
– Да есть немного, любитель. Раз в неделю играем с ребятами из прокуратуры.
– В нападении или в защите?
– У меня лучше в защите получается. У нас есть один игрок, майор, невысокий, сухощавый, сутулый, крыть практически совсем не умеет, рост не позволяет. Но дальний бросок у него – фантастический. Процентов девяносто попаданий.
– Вот это да! Дайте его нам! – пошутил Ершов.
– Самим нужен!.. Кстати, а у вас какой рост?
– Да всего ничего – два метра четыре сантиметра. У нас человека четыре выше меня.
– А на праздники тоже уезжаете на игры?
– Когда как... На Новый год дома были, зато на Рождество в Португалию летали. Они же католики, у них Рождество двадцать пятого декабря.
– А на Восьмое марта? Жену удалось поздравить?
– Какое там... Она привыкла, не обижается. Мы в Италии были. Я ей оттуда подарков навез, здесь цветы купил, мы вернулись пятнадцатого марта. Вот тогда и отметили.
– А на майские?
– Дома были, с украинцами встречались. С ними болельщиков понаехало – мы даже удивились. Вроде бы и страна бедная, жалуются, а на трибунах сидят со своими желто-блакитными флажками, размахивают, орут: «Бей москалей». И за что они нас так не любят? Мы же никогда не кричим: «Бей хохлов!» Глупость какая-то...
– Приятно было с вами познакомиться. – Турецкий встал, собираясь уходить.
– А вы же у меня ничего не спросили.
– Все, что хотел, уже узнал.
В комнату зашли детишки. Девочка тащила братца за руку, он покорно плелся за ней следом.
– Как тебя зовут? – спросил на прощанье Турецкий, обращаясь к девчушке.
– Доченька.
– А тебя? – cмеясь, наклонился Турецкий к ее братцу.
– Мальчик.
Отец расхохотался и погладил обоих по разлохмаченным волосам.
Глава девятая
Новая жертва
После третьего урока в ненавистном 5 А Аля зашла в учительскую. Настроение было безнадежно испорчено. Какое счастье, послезавтра конец учебного года и она не увидит пятиклассников до осени. В учительскую зашла «физичка» Тамара с классным журналом под мышкой. Поставив его в ячейку с надписью «7 Б», она понимающе спросила:
– В 5 А была?
– Уроды, – только и ответила Аля.
– Я сама их терпеть не могу. Ну и класс! Сборище гаденышей... Мне еще такие не попадались.
– А мне тем более.
Аля работала первый год, и когда ей к двум девятым, двум десятым и одному четвертому классам через неделю после начала учебного года добавили еще и 5 А, она не очень обрадовалась. Нагрузка и так была немаленькая, одних тетрадей сколько проверять, а тут совершенно неуправляемый класс. За неделю своей педагогической практики она о нем уже успела много чего узнать, с сочувствием выслушивая жалобы учителей. И радовалась, что сия чаша минула ее. Потом она догадалась, что путем каких-то скрытых интриг этот класс ей просто спихнула пожилая учительница Крауз Людмила Михайловна. Той оставалось до пенсии доработать два года, и она хотела их дожить без нервотрепки.
Когда Аля впервые зашла в этот трижды проклятый класс и в течение пятнадцати минут безуспешно пыталась докричаться до этих невменяемых маленьких гаденышей, как она их про себя назвала, в какой-то момент поняла всю тщетность своих усилий. Она выскочила из класса и, едва успев вбежать в учительскую, как в спасительную гавань, тут же разразилась душившими ее рыданиями. Пожилой учитель Мечислав Теодорович стал ее утешать, обняв одной рукой. Вместо левой у него был протез, о котором Аля потом много интересного понаслушалась. А в тот момент она была рада, что нашелся хоть кто-то, кто принял ее обиду и разочарование близко с сердцу. Аля работать в школе мечтала класса с третьего. Ребят из девятых и десятых она уже успела полюбить. Они были ей почти ровесники и приняли как старшую подругу. Им очень нравилось, что учительнице у них всего девятнадцать лет.
– Что же вы такая молоденькая? – недовольно сказала директриса школы, принимая ее документы. – Когда вы успели закончить институт?
– А я в школу пошла в пять лет, в пятнадцать закончила. В институт сразу поступила, в девятнадцать диплом получила, – оправдывалась уязвленная ее недовольным тоном Аля.
– И куда надо было так спешить, – проворчала директриса. – Я имею в виду твоих родителей.
– А им девать меня было некуда. Брат пошел в школу, заодно и меня отправили. Он старше меня на полтора года. Мама его когда готовила к школе, я всегда рядом сидела, читать-писать научилась. Вот мама с папой и решили – в саду мне уже делать нечего.
– В институте училась хорошо, – удовлетворенно констатировала директриса, изучая диплом с оценками. – Хочешь в старшие классы?
– Конечно, мне с ними интересно будет.
– И четвертый дам, будешь там классной руководительницей.
А через неделю ей впарили этот злосчастный 5 А. Крауз еще долго подлизывалась к Але, все-таки какие-то остатки совести у нее нашлись. Понимала, что за подарок благодаря ей получила совсем неопытная выпускница пединститута Аля Скороход. Даже приглашала ее несколько раз в гости, и Аля из вежливости принимала приглашение, но потом, находя какой-нибудь благовидный предлог, ходить перестала. Она утомилась выслушивать жалобы Крауз на школьного военрука, с которым та на старости лет вдруг вздумала связать свою судьбу. Военрук, здоровый мужик лет сорока пяти, был одинокий и неухоженный. И когда Людмила Михайловна стала его подкармливать, сначала угощая его пирожками домашней выпечки, потом принося ему в литровых банках всякую снедь, он, не избалованный женским вниманием и будучи по натуре человеком довольно примитивным, соблазнился ее хозяйственностью и таки прибился к ее берегу. Некоторое время они вели совместное хозяйство, он ездил с ней на дачу, окучивал ее сад-огород. Она расщедрилась и даже купила ему для дачи мотоцикл, а к нему новые ботинки. Вот с обуви все и началось.