– Ну, тогда за Нину можно быть спокойным. Он еще сам научит ее редким русским словам, – успокоился Валера за судьбу незнакомой ему девушки.
– А Ван стал Нину еще и китайскому учить.
– Да ну! – изумился Валера. – А зачем ей китайский язык в городе? В ее Иваново?
– У него планы грандиозные. Во-первых, Иваново ему нужно только для прописки и гражданства. Он там жить не собирается. В Питере хочет остаться. А во-вторых, он считает, что у его детей оба родителя должны говорить на одном языке. Он же детей планирует нарожать. А потом с ними в Китай летать, родственникам показывать – что получилось. Так что он учит иероглифам Нину, а она нас, для прикола. Мы уже даже знаем по нескольку фраз! Например, «здравствуйте, как дела», «сколько стоит», «сколько вам лет», «бандит», – стала перечислять с гордостью Саша, загибая по очереди пальцы.
– А «бандит» зачем? – почему-то это слово смутило Валеру.
– На всякий случай. Мало ли, пригодится. Мы еще все умеем до десяти считать, сказать спасибо, до свидания, хорошо, плохо...
– Хватит, хватит, – замахал руками Валера. – А то я ни одного китайского слова не знаю, буду себя чувствовать на вашем фоне умственно отсталым.
– А я вас тоже научу. Ну, какое вам слово ближе всего? Наверное, «бандит». По-китайски это звучит «фэйпан». Повторите!
Валера повторил раз десять и запомнил, гордясь тем, что скоро в познании китайского языка догонит Сашу.
– А читать газету, наверное, совсем офигеешь. Там же этих иероглифов море.
– Да, с газетой посложнее, – вздохнула Саша. – У них же иероглифов действительно тьма – восемьдесят тысяч!
– Ничего себе! И все это могут запомнить?
– Все не могут. Это за три с половиной тысячи лет столько накопила китайская письменность. Но Ван сказал: чтобы читать современную газету или художественные тексты, достаточно знать пять-шесть тысяч иероглифических знаков. Нина выучила уже три иероглифа. Так что ей осталось как минимум 4997.
– Слова поучу, а знаки точно не буду! – твердо отказался расширять свой кругозор Валера. – Я лучше в консерваторию буду ходить. С вами. – Саша ласково посмотрела на него и рассмеялась. Валера нравился ей все больше.
За веселыми разговорами они зашли в кафе и уселись за столиком. Наверное, не один Валера был любителем пончиков. Они уже закончились, о чем Валера недолго погоревал и тут же утешился, заказав пирожные «Штефания» и «Наполеон». Когда им принесли капуччино, Саша призналась, что пьет его впервые в жизни. Они не спеша откусывали пирожные, наслаждались их вкусом и говорили обо всем на свете. Валере казалось, что он знает Сашу всю жизнь и так расслабился, что неожиданный звонок мобильного телефона застал его врасплох.
– Валера, ты где? – будничный голос Юры Яковлева разрушил ощущение праздника.
– На боевом задании! – четко ответил Валера и подмигнул Саше.
– А что делаешь?
– Выполняю задание. – Саша при этих словах тихонько засмеялась.
– А кто там смеется? – Юру было не провести.
Но и Валера не растерялся. Он понизил голос и тихо проговорил:
– Cейчас говорить не могу, обстановка не позволяет. Не хочу светиться.
– А-а-а, – понимающе одобрил Яковлев осторожность молодого следователя на оперативном задании. – Освободишься, позвони... Она хоть красивая?
Валера от изумления даже поперхнулся. И только и нашел, что ответить:
– Неописуемо!
– Вам уже пора идти? – Валера с радостью отметил, что в голосе Саши прозвучало нескрываемое сожаление. – А ведь вы меня хотели о чем-то спросить. Наверное, вопрос касается следствия?
Валера понял, что ей не хочется даже произносить имя Инги, потому что тут же придется говорить о том, что ее подруги уже нет.
– А я уже обо всем спросил, когда был у вас в прошлый раз. – Валера совсем осмелел, с Сашей было так приятно разговаривать, что ощущение того, что он ее знает давно, усилилось, с ней было так легко и просто. Поэтому он даже не стал скрывать свои чувства. Ему казалось, что она поймет его, и лучше пусть знает сразу.
– Я просто хотел вас увидеть, Саша. Вы знаете, это удивительно – мы с вами ведь тогда почти не говорили, а я о вас думал всю эту неделю. Как хорошо, что я решился вам позвонить. Мне с вами так здорово.
Саша с улыбкой слушала, и глядя в ее глаза, он понял, что ей очень нравится то, что он говорит. Окрыленный ее ласковым взглядом, Валера спросил:
– Мы ведь с вами еще увидимся?
– Да, но раз я уже из разряда свидетелей перехожу в разряд девушки, которой назначают свидание, может быть, мы перейдем на «ты»?
– C радостью! – Валера прочувствованно пожал ее тонкие музыкальные пальцы. – Кстати, на каком ты факультете занимаешься?
– На оркестровом. Я играю на флейте.
– Надо же! – удивился Валера. – А я думал, на флейте играют только мужчины.
– Ты просто не бывал на концертах симфонической музыки, иначе бы заметил. Если хочешь, заполним пробелы твоего музыкального образования в ближайшее время.
Саша сказала эти слова таким милым тоном, что Валера не постеснялся показаться в ее глазах невежественным. Нужно было бежать на работу, но всю дорогу он чувствовал в душе ликование.
Глава пятая
Он по-прежнему неуловим
Лина Сергеевна шла по улице, с огорчением вспоминая прошедший вечер. Она ждала совершенно другого – веселого застолья в теплом семейном кругу, поздравлений и подарков... Все-таки в Международный женский день, как бы над ним ни подшучивали, каждая женщина хочет почувствовать себя любимой. Даже если нет у нее друга сердечного, но имеется взрослая дочь, а у той вполне взрослый муж. Где-то он все-таки воспитывался, должен знать, что не дарят теще на Восьмое марта утюг. И ни единого цветочка, не говоря уж о букете. Сунул коробку с китайским утюгом, буркнул: «С Восьмым марта вас, Лина Сергеевна», – подхватил под руку Светку, которая матери вообще ничего не подарила, и они умчались в гости. Причем их сборы проходили в таком бешеном темпе, что Лина Сергеевна и опомниться не успела, как их и след простыл. А она осталась сторожить их сопливую команду. Не то чтобы Лина Сергеевна не любила своих внуков, хотя она не так уж часто их и видела, работая с утра до вечера страховым агентом, чтобы как-то поддержать молодую и бестолковую семью. Светка совершенно не умела вести хозяйство, за детьми толком присмотреть не могла, и они постоянно были простужены. Иногда она принималась их закалять – распахивала настежь форточку, а они тут же на сквозняке ползают по полу, из носов течет, колготки сползают, сзади волочатся длинными ластами, на коленях дыры. Вечно замурзанные, одна радость – никогда не ревут. Даже если ударятся больно, запыхтят, прижмут ладошку к больному месту, и никогда не прольют ни слезинки. Мужики растут. Зятя Лина Сергеевна не любила. Раньше Светка другой была – своенравной, уверенной в себе. С первого класса мальчишки за ней толпами бегали, дрались между собой – кому ее портфель нести. Постарше стала – проходу не давали, а она носом вертела: все не то, все не по ней. Довыбиралась. Встретила на свою голову на дискотеке моряка-подводника, а он по полгода в плавании. Приедет домой, нового ребенка сварганит и опять под воду. А Светке расхлебывать. И внешне он не нравился теще – бугай здоровый, молодой еще, а на голове три волосины остались. Светка говорит – от радиации. Лина Сергеевна с жалостью смотрела на свою кровиночку, которая из писаной красавицы быстро превратилась в дородную тетку с вечно лохматыми волосами, которые она наспех стягивала в хвостик. Ни подкраситься, ни в парикмахерскую сходить – засосал ее быт, дети всю кровь из нее пьют. Еще и объедают ее. Что ни принесет Лина Сергеевна своей любимой доченьке вкусного, на всех ведь не напасешься, дети налетают, как саранча, в момент все изничтожают. Лина Сергеевна однажды не выдержала, видя, как ее доченька обделенная слюнки глотает, глядя на своих живоглотов, и возмутилась:
– Да сколько же есть можно?